Atlantico: Фрейд считал, что сохранить секрет в принципе нереально: даже ежели мы не говорим о нем впрямую, наше тело делает это за нас через мимику и поведение. С чем связана эта реакция? Какие механизмы в мозгу вызывают схожее поведение?
Жан-Поль Миале: Существует два вида языка. Во-1-х, это вербальный язык, которые находится под нашим контролем и выражает наши познания. Не считая того, существует язык тела, который выражает наши эмоции. Хранить тайну значит прилагать усилия, чтоб удержать ее подальше от того, что мы выражаем вербально. Эти усилия сопровождаются опасением выдать себя, которое полностью может проявиться и мимике и жестикуляции.
Речь не идет о каком-то особенном механизме мозговой деятельности. Отвечающая за эмоции лимбическая система находится в тесноватой связи со всей когнитивной системой левого полушария, которое участвует в формировании вербального языка: пусть речь и использует наши познания, ей все равно движут эмоции. Не считая того, лимбическая система через правое полушарие повлияет на общие выразительные средства, которые в отличие от речи никак не фильтруются не контролируются.
Секреты могут влиять на эмоции 2-мя методами. С одной стороны, мы боимся выдать себя, и мимика в конечном итоге может отразить это чувство. С иной стороны, почти все зависит и от сущности тайны. Секреты бывают различные! Ежели я кого-либо убил, мне будет еще сложнее сохранять невозмутимый вид, чем, к примеру, скрыть от кассирши, что я стянул с полки плитку шоколада.
- В 2007 году в The American Journal of Psychology было размещено исследование, в каком отмечался один увлекательный факт: хранить тайну тяжело, так как секреты занимают очень огромное место в нашем мозгу. Что это означает? Как мы храним информацию, и как мозг может почувствовать недочет вольного места?
- Хранить тайну тяжело, так как она висит грузом в нашем сознании. В итоге разум повсевременно находится в состоянии волнения, чтоб защититься не выдать секрет.
Воспоминания хранятся в форме следов в нервных связях. Форма и размещение этих мнезических следов различается в зависимости от того, идет ли речь о зрительных видах, словах либо звуках. Восстановление воспоминания методом активизации этих следов использует самые различные области мозга. Либо даже быстрее весь мозг в целом. Нам ничего не понятно о вероятных ограничениях возможности мозга к запоминанию. Тем более, с его способностями по воспроизведению воспоминаний все обстоит по другому: бывает, что у нас не выходит воссоздать воспоминание, хотя его следы и хранятся в нашем мозгу. О этом свидетельствует случайная активация электричеством давних и позабытых воспоминаний во время нейрохирургических вмешательств.
Хотя наша память и кажется бескрайней, мы используем не всю ее вполне, а только часть. Ежели взять пример компа, то можно огласить, что у нашего твердого диска есть неограниченные способности по хранению инфы, но эту «мертвую» память можно употреблять только через узенькое окно «живой»: в данном случае это оперативная память. И у нее есть ограничения. Как мне кажется, озвученные в The American Journal of Psychology выводы не стоит принимать практически. Речь не идет о месте в мозгу, а о месте в оперативной памяти. Тайна просит усилий по фильтрации, что отъедает ресурсы оперативной памяти и сузивает окно живой памяти. Когда человек говорит с кем-то, от кого ему нужно что-то сохранить в секрете, его мысли практически забиты информацией, о которой нельзя говорить. Чем посильнее мы стараемся о кое-чем не мыслить, тем прочнее это посиживает у нас в голове.
- Как отмечается в появившемся в прошедшем году в The Journal of Adolescence исследовании, секрет не попросту отъедает место, а может даже представлять опасность. Это вправду так? Чем по сути он может угрожать? Как все это проявляется на уровне мозга?
- Опасность? Не думаю, что тут вправду есть какая-то угроза. Хранение секрета само по себе не небезопасно. Но в зависимости от природы тайны такие эмоции как стыд либо вина могут давить на человека, мешать ему обрести мир в отношениях с самим собой и иными людьми. Разглядим пример забеременевшей девушки, которая не может отважиться поведать о этом родителям. Небезопасен тут не тайна сам по для себя: стыд и чувство вины не дают девушке открыться, говорить, пережить это событие, не разрывая связь с окружающими. Мне повсевременно попадаются пациенты, которые приходят на прием, чтоб поделиться тайнами. Они мучаются от того, что эти секреты отделяют их от окружающих. Не считая того, они лишают их части самих себя: человек отмалчивается с самим собой, а не только лишь с иными. Моя задачка заключается в том, чтоб совместно с ними отрыть эту тайну, посодействовать им жить лучше, принять ее, сделать ее частью собственной истории. Далее они могут поступать так, как считают необходимым: бросить ее при для себя, сделав тем осознанный выбор, либо поделиться ей с иными, кропотливо взвесив все вероятные последствия такового откровения. Угрозы для мозга здесь нет. Но тайна может вынудить человека жить скрытно, поменять себе.
- Некие люди обязаны хранить секреты. Как они с сиим управляются? Можно ли этому научиться? Существует ли какая-то расположенность? И каковы длительные последствия?
- Мы все можем хранить тайну. Тем более, у неких есть нужные для этого особенные свойства. Есть те, кто потрясающе умеет фильтровать и делить информацию. А некие профессионально скрывают свои чувства, отлично обладают собой, могут безукоризненно сыграть подходящую роль и т.д. Очевидно, все эти способности можно развить, но тут, как и везде, кто-то вначале одарен больше остальных. В любом случае, тайну не именовать кое-чем естественным. Это постоянно продукт событий. Определенные занятия неразрывно соединены с секретностью. Доктор должен хранить профессиональную тайну, но это никак не давит на него: это нужное условие для того, чтоб он мог делать свою работу, пользуясь доверием пациентов. Точно также некие должности вроде дипломатов, разведчиков либо, к примеру, президентов, требуют умения хранить определенные тайны: это уже не пожелание либо предпочтение, а реальная необходимость. О неких вещах нельзя говорить открыто, так как это в общих интересах.
Необходимо отметить, что сейчас у тайны сложилась не наилучшая репутация: ее считают кое-чем предосудительным. Но ведь у нее есть и отличные стороны. В повальной секретности, естественно, нет ничего неплохого, да и культ полной прозрачности тоже неидеален. Никто из нас не быть может вполне прозрачным. В нас всех есть часть, которую мы не имеем ни мельчайшего желания выставлять напоказ иным. Это личное и непроницаемое для окружающих место становится для нас тайной игровой площадкой, которая дозволяет расслабиться и почувствовать не сдерживаемую ничем свободу перед тем, как опять возвратиться на свое место в обществе остальных людей. Паскаль говорил, что если б мы знали, что задумывается о нас наш наилучший друг, у нас больше бы не осталось друзей. Рвение к полной публичности значит движение к тоталитаризму, который лишает нас личной свободы.
Жан-Поль Миале (Jean-Paul Mialet) - психиатр, директор по образовательным програмкам Института Париж V.